Испанский гамбит - Страница 104

К оглавлению

104

Там, где пальцы Ленни оставили отметину, растекалась багровая гематома.

Маленький человечек выскользнул из комнаты.

Ленни вернулся к своему занятию. Он примерно знал, где может быть Флорри. Конечно, у Стейнбаха, нынешнего первого номера среди гангстеров Барселоны. Того, кто выскользнул из слишком крупной сети облавы шестнадцатого июня и захват которого теперь поручен Ленни самым настоятельным образом. Определенно этот Стейнбах подчиняется ГРУ; кто же еще мог бы действовать так смело? Идет битва между двумя русскими бандами. Ленни теперь это ясно видит и держится в самой середине между ними.

Когда они схватят Стейнбаха, они получат и Флорри. А Ленни не сомневался, что Стейнбаха они схватят. Совершенно в духе капитализма СВР предложила за его поимку больше денег.

А деньги, Ленни это прекрасно знал, деньги кое-что значат в этом мире.

35
Судилище

Флорри подумал о том, что ПОУМ в своих предсмертных конвульсиях могла бы не утруждать себя ликвидацией именно его. Казалось бы, партия слишком занята другими заботами, для того чтобы уделять внимание подобным пустякам. Но нет: этот последний акт оказался роковым для него. И Флорри несказанно удивился, обнаружив, какой огромный пыл вложен в кажущееся достаточно абсурдным действие.

Сильвию увели, и тотчас начался суд. Они находились в большом инструментальном бараке, располагавшемся на задворках парка. Здесь когда-то хранили части развлекательных аттракционов и другие подобные штуковины. В качестве зала суда он едва ли мог соответствовать стандарту и определенно не имел сходства с тем строгим помещением, в котором когда-то встретил свою судьбу другой невинный мученик, Бенни Лал. Этот барак – каменный пол, голая электрическая лампа, свисающая с потолка, – казался клише из многих и многих кинофильмов; к тому же в нем гулял такой жуткий сквозняк, что у говорившего пар вырывался изо рта. Тем не менее в своей сущности – Флорри готов был признать это – помещение вполне соответствовало тому ритуалу справедливости, который тут отправлялся.

Доказательства его виновности, изложенные в сухих тонах хорошо информированным обвинителем, которым являлся не кто иной, как одноглазый комрад Стейнбах, казались неопровержимыми. Красноречие комиссара ввергло всю судейскую коллегию – трех мясников, одного прыщавого юнца и немецкого юношу со всклокоченной шевелюрой – в подобие столбняка. Стейнбах, даже не поздоровавшись со своим бывшим другом Флорри, сразу приступил к делу, от чего сложилось впечатление, будто он стремится как можно скорее с ним покончить.

– Признаете ли вы, товарищ Флорри, – ироническая улыбка змеилась на его губах, а здоровый глаз сиял убежденностью и незаурядным умом, – что в ночь атаки на Уэску, двадцать седьмого апреля текущего года, вы с помощью тайного гонца отправили сообщение неким личностям в Барселону, информируя их о месте и времени нашего наступления?

Флорри, замерзший, измученный и очень напуганный, понимал, что ответ может оказаться приговором для него. Но скорее всего, приговор уже вынесен.

– Да-да. Я написал одно сообщение, когда был в окопе. Но я послал его девушке.

Он осекся. Писал он тогда Сильвии, но упомянуть сейчас ее имя означало бы подвергнуть девушку огромному риску.

Но Стейнбаха не интересовали дальнейшие объяснения.

Красноречивым жестом он вынул из кармана листок бумаги и продемонстрировал его всем. Флорри мгновенно узнал его.

Содержание записки было зачитано сугубо деловым тоном, и ее романтичные слова звучали абсурдно и дико в огромном, страшном бараке.

– Заметьте, – подчеркнул Стейнбах, – как хитроумно товарищ Флорри замаскировал подлинное содержание этого документа. Используя термины буржуазной сентиментальности, он приводит военные сведения. При чтении этого документа неискушенный человек ничего не заподозрит, подумает, что влюбленный обращается к предмету своих чувств. Но нам-то совершенно ясно, что настоящей целью этого послания является предательство.

– Девушка не имела никакого отношения ко всему этому! – выкрикнул Флорри. – Откуда у вас записка?

– Этот документ находился в ее кошельке, – ответил Стейнбах.

«Ты дура, Сильвия. Тебе нужно было уничтожить эту записку!»

– И разве не известно товарищам членам трибунала, – Стейнбах демагогически завывал, – что наше наступление было предано, наши люди погибли, а наша партия понесла огромный урон и ослаблена?

Все присутствующие закивали.

– Вы что, не понимаете, – слабо возразил Флорри, – записка была совершенно невинной! Я люблю эту женщину и хотел на прощание сказать ей о своих чувствах.

– Но тем не менее разве атака не провалилась? И провалилась она потому, что коммунистический батальон Тельмана не вышел и не поддержал выступление наших людей и анархистов. Не вышли же они потому, что получили приказ из Барселоны оставаться на местах. И я вам скажу, товарищ Флорри, как профессионал профессионалу, ваш удар был нанесен мастерски.

Стейнбах сделал паузу, словно переводя сбившееся от волнения дыхание.

– Далее, – продолжал он, – обсудим любопытное дело со взрывом. Товарищ Флорри отправляется со всеми в атаку и не возвращается из нее, а в определенный день некий предатель, пятая колонна, взрывает наш арсенал в Ла-Гранхе. После чего каким-то чудом Флорри возвращается с пустяшным ранением. Может ли подобное быть простым совпадением? Или скорее наш Флорри сам нанес себе рану, чтобы иметь предлог отсидеться в тайном убежище, поскольку знал о том, что сталинский агент, действуя в соответствии с полученной информацией, а возможно, вступивший в ряды нашей милиции с целью ее получения, готовит опасное нападение на наш склад военной амуниции и боеприпасов?

104